Какая самая интересная птица в Беларуси? Интервью с орнитологом

Дмитрий ЖУРАВЛЕВ, орнитолог НПЦ по биоресурсам НАН Беларуси, старший научный сотрудник, хорошо знакомый читателям, посещавшим станцию кольцевания птиц «Ясельда» заказника «Споровский», рассказывает об особенностях профессии.

– Дмитрий, какая самая интересная птица в Беларуси?

– Для населения и туристов есть ряд видов птиц, которых они больше всего любят и которых можно увидеть в нашей стране, но их нет в ближайших странах. Чаще всего к нам европейские, да и российские туристы едут за белой лазоревкой, куликом-мородункой и вертлявой камышевкой. В заказнике «Споровский» кулик не отмечался, лазоревку видели несколько раз весной и осенью, скорее всего, это были миграционные особи, ведь этот вид живет больше по Припяти. А вот на вертлявую камышевку турист в пойму Ясельды приезжает чаще, чем на болото Званец. Специалисты же считают: чем сложнее птицу изучать, тем она интереснее, как, например, различные дневные хищные птицы, те же совы. Для меня любая птица интересна.

– Вы на каких видах специализируетесь?

– У меня интерес больше к мелким воробьиным, хотя в своей среде считаюсь универсалом, т.к. занимался многими группами видов птиц.

– Самое экстремальное наблюдение?

– Самое экстремальное наблюдение у меня было за большой выпью. Гнездо находилось на рыбхозе недалеко от берега, хорошо видно визуально, и мне хотелось понаблюдать за ней – как питается, ходит и т.д. И я забрался на дерево на высоту метра 3-4, сел в развилку, свесил ноги, оперся спиной о ствол и в такой позе наблюдал за гнездом. Через какое-то время пришла выпь, села на гнездо, подняла голову, увидела меня и насторожилась, выпучив глаза. Так мы сидели и смотрели друг на друга полтора часа. При этом выпь совершенно не меняла позы. Мне тоже нельзя было даже пошевелиться, при этом я все время засыпал. Это было экстремально: падать с такой высоты не хотелось. Потом я просто слез с дерева, так и не понаблюдав за гнездовым поведением выпи.

– Как Вы пришли в орнитологию? Занятие довольно странное с точки зрения рядового человека.

– С самого-самого раннего детства я любил разных животных – жучков, ящериц, хомяков и т.д. Моим первым питомцем стала жужелица – обычный вид, крупный жук. Пытался по своему разумению подкармливать его. Держал сначала в машинке, потом пересадил в коробочку. До студенчества больше занимался змеями, ящерицами, лягушками, т.е. гадами. Но при выборе научного руководителя для курсовых и диплома попал к преподавателю, который предложил мне заниматься птицами. И с тех пор я совершенно не жалею о том, что переориентировался на птиц.

– Много в Беларуси орнитологов?

– Профессиональных около двадцати. Среди любителей наберется столько же, которые на уровне профессионалов. Я имею в виду, что они на уровне профессионалов знают птиц. А вот уже работать с учетами, по кольцеванию или тому же нахождению гнезд – таких людей уже даже не десятки, а единицы. А знатоков птиц много, в Европе бердвотчерство сильно развито, и в некоторых странах таких людей миллионы, а уровня профессионалов – тысячи. В сравнении с такими странами у нас маловато, хотелось бы больше.

– Самый интересный объект для Вас в заказнике «Споровский»?

– Камышевка. Больше всего ими тут и занимаемся, и больше всего учетов проводим.

– И что в итоге?

– Учеты – это подсчет количества гнездящихся на болоте птиц. По ним готовятся материалы – научно-исследовательские работы и статьи, резюме. Но как любой мониторинг, это проводится на протяжении многих лет. Пять или десять лет – это еще не мониторинг, а ряд данных по исследованию. А вот за 20–50 лет уже можно понять происходящие закономерности. Поэтому пока набираем материал, наблюдаем увеличения и падения численности, выявляем закономерности.

– Популяция камышевки сейчас растет?

– К сожалению, тенденция по вертлявой камышевке – численность не растет. Сказались недавние засушливые 2–3 года и холодные вёсны, как сейчас – насекомых мало. Плюс неуправляемые пожары, например, в прошлом году на Бебже. Сокращается во многих местах, не только в Беларуси, это общая тенденция по Европе, и нас это, безусловно, тревожит.

– Как стать орнитологом?

– Если мы говорим о профессиональной деятельности, т.е. о науке, то это только через биологические факультеты. Потом ты уже переходишь работать в институт и считаешься орнитологом. С другой стороны, любой учитель, который пишет научные работы, тоже может называться орнитологом, зоологом.

– Плюсы и минусы Вашей работы?

– Самый главный плюс – работа нравится. А все время быть на природе, дышать чистым воздухом – для нас это наверное уже больше минус, чем плюс.

Случайные люди такой образ жизни не выдерживают и отсекаются. Сам я живу в Минске, и полгода мы с коллегами проводим в командировках – в лесу, на болотах, по заказникам. А близкие радуются тому, что мы вместе с ними другие полгода. Из минусов – бывает плохая погода, из-за избытка физической деятельности у людей часто «летят» суставы, спины – последствия работы. А так: здоровый образ жизни, рано встаешь, много ходишь, слушаешь птиц. Если наблюдаешь сов, все наоборот – день спишь, ночь работаешь. Для того же кольцевания надо рано вставать: птиц, пойманных в сеть, не отложишь на потом. И нельзя сказать, что мы осенью – зимой отдыхаем – обрабатываем материалы, пишем статьи, хотя бывает работа в поле и в этот период. Во-первых, это поиск различных редких тундровых видов, которые к нам прилетают зимовать. И, во-вторых, поиск гнезд хищников, строительство искусственных гнезд для них.

– Какие-то заметные тенденции в отношении птиц наблюдаются в Беларуси?

– Ничего особенного. На гнездовании появляется ряд мелких воробьиных и наблюдается больше мигрирующих залетных видов. С каждым годом прибавляется по 2-3 вида. Но это чисто из-за роста бердвотчинга: больше людей наблюдают – больше видов птиц замечают.

– В последнее десятилетие обозначилась проблема бакланов – вредят народному хозяйству.

– Это общая беда, но мы сами создали для них кормушку. Например, мы настроили тьму дачных участков, навешали там скворечников, насажали вишню, малину, клубнику – эти ягоды входят в число основной пищи для больших птенцов скворцов, соответственно увеличилась численность этого вида. То же касается и бакланов. В 1970–80-е годы пошел бум рыбхозов, и бакланы с побережий Балтики и Атлантики ринулись в глубь континента, где много еды. Проблема наших хозяйств – крупные размеры водоемов. Во многих странах нашли решение – маленькие пруды, их проще защищать. В результате мероприятий по разрушению колоний численность бакланов у нас тоже уменьшается. Остается только миграция балтийских птиц через нашу территорию в осенний период, но тут уже ничего не поделаешь.

– Чему можно поучиться у птиц?

– Терпеливости, спокойствию, как они терпят нас во время наблюдений, и даже организованности – каждый занят своим делом и понимает, что необходимо делать в конкретный момент. Но тут уже скорее срабатывает инстинкт. У некоторых видов четкое разделение: самка сидит спокойно, а самец тревожится, летает вокруг, кричит, вероятно, пытаясь защитить самку на гнезде.

– С какой птицей Вы ассоциируете себя?

– Моя фамилия говорит сама за себя. И считаю, этот вид подходит мне.

– На основе собственных наблюдений, что Вы можете сказать об интеллекте птиц?

– Птицы, безусловно, разумны. Врановые вообще стоят отдельно как самые умные. Обычные воробьи, попадая в сеть, вторично в нее уже не попадут. Не зря говорят, что старого воробья на мякине не проведешь. Не скажу, что они хитры, скорее опытные, могут анализировать. Если из стаи – десяти птиц – попадаются пять, стая туда больше не летит, значит, они это продумывают. Врановые и воробьи наиболее близко живут к человеку, поэтому, может быть, мы их просто больше изучили, либо они учатся от человека.

– Наиболее умная наша птица?

– Выпь, конечно. Полтора часа за мной наблюдала. И сразу поняла, что это сидит мужик на дереве, хотя я был хорошо закамуфлирован. А если серьезно и честно, то сложно оценить. Много случаев с воронами, тот же баклан очень четко различает человека с ружьем или палкой. А что происходит в дикой природе: может, там есть птицы еще умнее, мы этого просто пока не знаем.