Семья бывшего работника «Азовстали» чудом добралась из осажденного Мариуполя в Брест

Мариуполь и «Азовсталь» – слова, которые сейчас знает весь мир. К сожалению, причина у этой известности трагическая – боевые действия в Украине, которые продолжаются уже более 50 дней. «Вечерка» поговорила с Игорем Фельсеном, уроженцем Донбасса, который много лет жил в Мариуполе и работал на том самом металлургическом заводе. В апреле Игорь с женой и двумя дочками оказался в Бресте, где теперь семья начинает новую жизнь.

О прошедших неделях 49-летний Игорь и 41-летняя Оксана говорят со слезами на глазах. Тем более, прошлое не отпускает – в разрушенном городе остаются родные люди. Дети – 16-летняя Диана и 3-летняя Ира – и сейчас вздрагивают от резких звуков на улице, а младшая девочка вспоминает страшные «железные звезды», которые совсем недавно падали с неба.

«В воздухе ощущалась беда»

– До начала всего этого кошмара я работал на «Азовстали», жена была поваром в детском саду, старшая дочка училась на втором курсе механико-металлургического колледжа, младшая ходила в садик, – рассказывает Игорь. – Совсем рядом от нашего района города находилась линия разграничения между Украиной и ДНР, поэтому к звукам выстрелов мы за восемь лет привыкли.

Еще в 2014 году наша девятиэтажка слегка «подсела» после бомбежек, а окна в квартире были заклеены скотчем. Но уехать тогда мы не могли – надо было ухаживать за пожилой мамой. Эти восемь лет прошли в не самой приятной атмосфере – люди в городе относились друг к другу с подозрением, сложно было найти общий язык, не всем пришлись по душе изменения в обществе. В воздухе ощущалась беда.

От «Градов» прятались в погребе

23 февраля мужчина, как обычно, трудился на заводе. У него была вторая смена. А 24 февраля на район, где живет семья Фельсен, пришелся первый авиаудар, на улицах города появились военные, техника.

– На следующий день мы решили перебраться к теще и тестю в частный сектор. Там был погреб, где можно укрыться. Когда начинались обстрелы, все прятались в подвал, как поутихнет – выходили. После авиаударов малышка наша находила большие осколки, – вспоминает Игорь. – Вместе с родней мы думали, как действовать дальше. Нам во многом повезло, ведь мне даже удалось сходить в нашу квартиру и взять кое-какие документы. Потом отходить далеко стало страшно, а звуки обстрелов из минометов и «Градов» приближались. Однажды я выглянул из нашего укрытия и увидел совсем рядом горящие дома. Надо было уходить. Тесть мой болеет и не может передвигаться, поэтому мы обнялись с родителями жены, не зная, сможем ли еще увидеться. А они сказали: «Спасайте детей».

Черная икра без хлеба

Семья перебралась в местный Дом культуры «Строитель», где уже находились сотни людей. Там устроились в тесноте, но несколько дней чувствовали себя в относительной безопасности, с едой и питьевой водой.

– Спали эти дни сидя. Потом и здесь прилеты участились, было много дыма, приходилось дышать через мокрую тряпочку. Однажды снаряд попал в крышу Дома культуры, но не разорвался. Питьевая вода заканчивалась – теперь ее хватало только детям, а ведь даже груднички были в нашем убежище. При этом люди продолжали прибывать. И хоть места совсем не оставалось – как ты не пустишь тех, кто попал под обстрел? Приходили раненые. Набилось в итоге человек 700. Воду взрослые пили из труб отопления, гигиены не было никакой, – говорит мужчина. – Рядом рынок и магазин, которые разбомбили. Мы начали ходить туда, чтобы найти продукты. Хлеба уже не было. Сейчас смешно и грустно вспоминать – брали и ели черную икру, оливки, все это без хлеба и нормальной воды. Дети питались конфетами, которых тоже осталось много в магазине.

Спустя еще несколько дней в укрытие приехали мариупольские спасатели. Они рассказали, что есть возможность перебраться в центр города и разместиться в корпусах университета. Выехать без осложнений не получилось – посыпались «Грады». В первых, более безопасных, рейсах отправили женщин и детей. Мужчины выбирались последними.

– Так в начале марта мы оказались в общежитии. Там еще и окна были целые, несколько раз приезжала гуманитарная помощь, привозили воду, тушенку. Готовили мы на улице, работали некоторые магазины. С утра занимали очередь, чтобы вечером купить немного продуктов. Один раз, когда я выходил из магазина, совсем рядом приземлился снаряд. Я быстрее поехал к общежитию – там вылетели окна, двери, многих людей поранило. Воронка была глубиной метров семь, а диаметр метров 15-20. И тела лежат то тут, то там. Чем дальше, тем чаще происходило подобное, – говорит Игорь. – От здания уцелели только цокольный этаж и подвал, где в сырости все пережидали обстрелы. Мы очень переживали за нашу младшую дочку, а она держалась молодцом. Другие люди подходили и благодарили, мол, она так поднимает дух и помогает пережить окружающий кошмар.

То, что нельзя «развидеть»

Однажды, когда Игорь готовил для всех еду, неподалеку приземлился снаряд. Мужчина признается, что уже мысленно попрощался со всеми, но боеприпас не разорвался. В другой раз повезло меньше – Игоря и Оксану контузило.

– По сравнению с тем, что было с другими людьми, это не так страшно. Люди умирали после попадания осколков, и не было никакой возможности оказать помощь. Тела умерших закапывали прямо во дворах. Постоянно вижу эту картину перед глазами, забыть ее уже не получится.

20 марта прибежали два солдата, которые сказали, чтобы завтра с утра нас здесь не было. В укрытии оставалось еще около 150 человек. Кто-то за это время перебрался обратно в частный сектор, кому-то удалось выехать. Приезжали машины, и водители предлагали выезд сначала за 200 долларов с человека, потом за 100. И это за 20 километров пути. У нас таких денег с собой не было. Все оставшиеся решили сообща выбираться перед окончанием комендантского часа. Я взял младшую дочку на плечи, рядом жена с Дианой – и мы побежали вместе со всеми ближе к порту, – вспоминает Игорь.

Колонна с теми, кто пытался спастись, растянулась на километры. Старики и те, кто не мог ходить, остались в университетских корпусах. Семья рассказывает, что 12 километров до блокпоста преодолевали из последних сил. Но и в такой экстремальной ситуации находились те, кто помогал, – один парень был на машине и подвез нас до блокпоста ДНР.

– Там проверили наши документы, и вскоре мы были в городе Мангуш. За три дня до этого нам удалось собрать денег и отправить туда из Мариуполя двух женщин с трехнедельной новорожденной девочкой. Помню, в убежище все мы вместе с ее мамой считали, сколько Еве дней исполнилось.

Когда мы снова с ними встретились, они нам первым делом дали батон хлеба. Это было счастье, мои девчата его за три минуты съели. Нас разместили в детском садике, появилась сеть – в телефоне сотни пропущенных звонков. Я связался с друзьями, и тогда сослуживцы позвали нас к себе. Еще при Союзе я служил в ста километрах отсюда, в Ивацевичах, с тех пор у меня остались лучшие друзья. Двое из них – Виктор Саевец и Сергей Староселец – живут в Бресте. Мы всегда старались поддерживать связь, а когда наступила эпоха интернета, то это стало совсем легко. Поговорив с ними, мы и приняли решение поехать в Брест.

Слезы на вокзале

Дорога до Беларуси была непростой. Перед этим семья побывала в Донецке, потом в Ростове и Москве. Везде им помогали с жильем, с едой. После стольких беспокойных лет в Мариуполе забота со стороны чужих людей была в диковинку, признаются наши собеседники. Когда им удалось подготовиться к поездке и сделать тесты на коронавирус, они отправились на вокзал.

– 7 апреля мы прибыли в Брест. Запомню надолго, как смотрю в окошко вагона, а на перроне стоят мои друзья. У меня так слезы и хлынули. Виктор нам предоставил квартиру пожить первое время, Сергей помогает по всем вопросам. Слов нет, чтобы их отблагодарить. С помощью руководства гребного канала удалось быстро решить вопрос с устройством младшей дочки в детский сад. Теперь главное для нас с женой найти работу, а старшей дочке продолжить учебу. Но здесь я уверен, что все у нас будет хорошо, – говорит Игорь. – С такой поддержкой я в своей жизни еще не сталкивался. Беларусь я полюбил еще с армейских времен, в восхищении от простоты и душевности здешних людей, от чистого воздуха. И сейчас незнакомые люди каждый день звонят и помогают. Даже на остановке прохожие, если услышат из нашего разговора, откуда мы, сразу подходят и предлагают помощь. У меня, взрослого мужика, глаза на мокром месте от такого сопереживания. Волнуемся теперь только за тех близких, кто остался там, в Мариуполе. Надеемся, что сможем их увидеть и обнять.