В поисках утраченного времени. Милицейская форма 1947 года
В главе про купальщиц мы упомянули новую милицейскую форму, введенную в СССР в 1947 году. До Бреста она дошла не сразу, пишет Вечерний Брест.
Старожил города Виктор Владимирович Морозов рассказал про своего отца: фронтовик, уволенный в запас офицер, в 50-м устроился в горотдел инспектором ГАИ. Перецепил погоны и в той же армейской форме ходил на службу. Долго не выдержал, даром что прошел войну: у милиции своя психологическая закалка. После первого смертельного ДТП отец вернулся домой сам не свой: водитель сбил женщину. По тогдашним правилам регулировщик, допустивший на своем перекрестке ДТП, мог быть отдан под суд. Расследование установило, что женщина сама бросилась под колеса. Но отцу это стоило нервов. Дороги в мирное время – та же война, только без линии фронта. Год всего в ГАИ прослужил, получил комнату и уволился.
Кто задержался еще, получили неплохое вещевое довольствие. Форма у милиции, особенно железнодорожной (надо быть при параде), стала на манер городовых, плюс оружие напоказ – сабля, пистолет на красном шнурке, затягивавшемся под воротом.
Городская милиция стала тоже ходить нарядной: синий двубортный мундир, обшитый красным кантом, шапка-кубанка, летом – светло-серая гимнастерка. Портупея с двумя ремешками, на одном кожаный карманчик, куда вставлялся свисток на шнурке.
Не только милицию приодели – своя форма была у железнодорожников (до 1954 года – с погонами), дипломатов, таможенников, прокуроров, пожарных, инженеров-геологов – да много у кого, даже у работников рыбной промышленности. У угольщиков и тех был почетный шахтерский мундир.
История гражданского мундира ведет нас во времена Российской империи, и главным его назначением было служить отличием для носителей государственной власти, выделяя их из остального населения. Мундиры указывали на род службы и ведомство, а также на должность, чин, звание.
Казалось, октябрьская революция навсегда отвергла порядки и атрибуты ненавистного прошлого, но история ходит по кругу. По мере стяжания власти вождь все больше входил в роль отца советской империи и не боялся заимствовать из времен самодержавия. Если термин «отечественная война» (прямая аллюзия к 1812 году), библейское обращение «братья и сестры», погоны офицерам – относились к критической ситуации, то послевоенная милицейская форма на манер городовых и чуть позже – ученическая с пряжечными ремнями и фуражками по образу дореволюционных гимназистов – было не чем иным, как закреплением триумфа власти.
Носили форму по-разному – с шиком и мешковато, с гордостью и как Глеб Жеглов, по необходимости. Со стороны как посмотреть: постовой регулировщик в нарядном белом кителе в антураже города, рассказывают, радовал глаз. Ну, и служил грозой для водителей, не без этого.
Брестчанин, конструктор Анатолий Качуровский рассказал историю своей детской встречи с гаишником. Жил с родителями в районе будущего магазина «1000 мелочей», тогда деревянном квартале южной оконечности улицы Куйбышева, спускавшейся к самой реке (впоследствии улицу перегородили суконной фабрикой и дальше пошло-поехало), и счастливо соседствовал с неким Василием, инструктором по вождению грузовиков. Сосед был дядька веселый и, как сейчас бы сказали, по приколу учил малого Толика водить машину. Не какую-нибудь полуторку – ЗиС-150 1947 года выпуска грузоподъемностью 4 тонны. Чтобы юный водитель видел дорогу, подкладывали подушку. Ноги не доставали до педалей, но и это не беда: в учебном автомобиле педали спарены с инструкторскими. Дядя Вася на них давил, а Толику оставалось крутить баранку. К шести годам он водил вполне прилично, и когда Василий выстраивал вдоль забора новую группу обучающихся, малый стоял рядом с ним на правах маленького инструктора, а потом к общему изумлению садился за руль и демонстрировал вождение – любимый фокус Василия. Небрежно так пояснял: Толян большой уже парень, скоро в школу пойдет…
Однажды сосед был особенно в ударе, объявил Толику: садись на руль, поедем в город. Этот первый свой выезд в люди рассказчик запомнил на всю жизнь. Дядя Вася посадил его, как всегда, на подушку, сам справа – помалу тронулись. По Интернациональной на Советскую, и с нее надо было налево на Московскую в сторону крепости.
Посередине перекрестка на круглом бетонном постаменте стоял регулировщик в белом кителе, Толику предстояло его на повороте объезжать. Помнит вытянувшееся лицо милиционера, тот засвистел ошалело, Толик от страха присел. За автобусной остановкой напротив торговых рядов (ныне ЦУМа) сдал к бровке и, открыв дверцу, выскользнул, только и видели. Когда подошел милиционер, за рулем не было никого, один инструктор на пассажирском месте.
– Мы что-то нарушили?
– Нет. А где водитель?
– Убёг. Свистишь громко.
– Мне показалось… нет, ничего… – приложив пальцы к козырьку, регулировщик озадаченно вернулся на свою тумбу.
