Как пробуждается Великий Лес. В маленькую пущанскую деревню возвращаются люди

Деревня Великий Лес похожа и не похожа на другие малые деревни Каменецкого района. Извилистые улочки, с кажущейся хаотичностью разбегающиеся в разные стороны. Сохранившаяся с давних времен – где лучше, где хуже – брусчатка. Заросли дикой поросли на месте давно заброшенных участков. Много пустых домов. Однако впечатления умирающей деревня не производит. Над крышами кое-где струится легкий дымок – хозяева топят печку, вон там припаркована машина (кто-то приехал из города), а в птичьи трели, льющиеся откуда-то из сада, то и дело вплетаются утиное кряканье и заливистое «кукареку».

Деревня Великий Лес похожа и не похожа на другие малые деревни нашего района. Извилистые улочки, с кажущейся хаотичностью разбегающиеся в разные стороны. Сохранившаяся с давних времен – где лучше, где хуже – брусчатка. Заросли дикой поросли на месте давно заброшенных участков. Много пустых домов. Однако впечатления умирающей деревня не производит. Над крышами кое-где струится легкий дымок – хозяева топят печку, вон там припаркована машина (кто-то приехал из города), а в птичьи трели, льющиеся откуда-то из сада, то и дело вплетаются утиное кряканье и заливистое «кукареку».

Официально в деревне зарегистрировано всего шесть постоянных жителей. Фактически живут четверо, зимой так и вообще трое, и Анна Лукь­яновна Коляда – одна из них. Уроженка деревни Ганцы, в Великий Лес она переехала в 1964 году, выйдя замуж за местного хлопца. Мы проходим с ней по деревенским улочкам, и она рассказывает о людях, живших когда-то в этих домах. Всех помнит. Вот в этом доме после войны поселилась вдова с четырьмя детьми – муж не вернулся с фронта. Этот дом родители оставили двум сыновьям: когда у них появились свои семьи, поделили дом пополам. А здесь раньше была школа. В одной половине жили лю­ди, в другой шли уроки. Потом мужики построили из ле­са другую школу, отдельную. Сын Анны Лукьяновны в нее ходил. Когда школу закрыли, здание переделали в жилой дом. Поселилась в нем приезжая пара: он лесником работал, она – на ферме. Хорошие люди были. Потом и они уехали, а дом продали. Теперь в нем живет Борис Евгеньевич Волинский…

Что бросается в глаза: вокруг многих явно не жилых домов трава выкошена, а поросль вырублена. Наследники начали понемногу приводить территорию в порядок, рассказывает моя провожатая. А кто-то и дома понемногу восстанавливает, чтобы использовать их как дачи. Нет, богатых коттеджей никто не строит – домики небольшие и по-деревенски уютные. Один из них в самом конце улицы Кобринской. Его у бывших хозяев купил выходец из этого села и теперь приезжает сюда отдыхать. Рядом с домом и деревянную баньку построил. Сразу видно, с какой любовью тут все сделано. Недалеко от него, на другой стороне улицы, начато строительство нового дома. «Бизнесмен строит, – объясняет Анна Лукьяновна на певучем местном диалекте. – Мо­жэ, агроусадьбу хочэ открыты, чи як это называиться…»

Порядок на родительских усадьбах наводят не только наследники. Несколько пус­тующих домов выкуплены у хозяев. Один недавно продан с аукциона. Выставлялся за одну базовую величину, а купили его за 1700 рублей. То ли коронавирус сподвигнул, то ли какая другая причина, но домик в лесной деревне, желательно тихой и малолюдной, стал казаться для многих горожан очень и очень хорошей идеей. А если эта деревня, как Великий Лес, еще и соседствует с пущей…

Моя собеседница радуется таким переменам, потому что расцвет деревни и ее угасание происходили на ее глазах. Она помнит, как людно было тут раньше, как дружны были между собой сельчане. Хотя жилось тогда много труднее. «Ой, дыточки, не зравняты с тым, як мы жывемо зараз», – напевно говорит она. После 8 класса (а училась Анна Лукьяновна в Речицкой школе) сразу пошла работать. Без паспортов сельским жителям даже в Каменце было не устроиться, а паспорта начали выдавать только в 70-х. Поэтому хочешь-не хочешь, а работать надо было на селе. Хорошо, что близ Великого Леса был кирпичный завод. На нем, да на колхозной ферме, местные жители и трудились. Тут Анна, ездившая на работу из Ганцов, и со своим будущим мужем познакомилась. Как все в деревне, держали свое хозяйство. Чтобы колхоз выписал сено для коровы, надо было отработать «на бураках». Вернешься со смены с завода, управишься бегом по хозяйству и на велосипеде – в поле, бураки полоть. До самой темноты тяпкой машешь. А утром опять в смену. Но в середине 90-х завод закрыли, потом и колхоз приказал долго жить. И деревня начала тихо умирать…

Все дома в ней – послевоенной постройки. В 1941-м Великий Лес постигла участь многих других пущанских деревень: ее жители были выселены в другие села и районы, а дома сожжены. Тогда же сгорела и старинная деревянная церковь святых апостолов Петра и Павла. От нее на въезде в нынешнее село осталось лишь возвышение на месте фундамента, по периметру которого лю­ди заботливо посадили березы. Здесь же установлен крест с памятной табличкой. Она напоминает: церковь, построенная в 1801 году, сожжена 20 августа 1941 года вместе с деревней. Каждый год у этого креста на месте сожженного храма в его престольный праздник, 12 июля, проходит молебен. На него съезжаются многие из тех, кто когда-то жил в Великом Лесе, их дети и внуки.

Приходит сюда и Анна Лаврентьевна Солоп, еще одна здешняя жительница. Она родилась и выросла в Великом Лесе, но страшных военных лет не помнит. Как их выселяли – тоже. Слишком мала была еще. Детская память запечатлела из военного лихолетья лишь один эпизод – когда их семья после долгих скитаний остановилась в Щербово. Жили в землянке. Вылезали из нее только для того, чтобы найти еды. Помнит, что рядом росла груша, на которой кто-то повесил иконку. Сечкарню, что стояла рядом, разворотило то ли взрывом, то ли попаданием снаряда, а икона не пострадала. И вот к этой груше прислонил зеркальце немец, чтобы побриться. «Мама стуит перод им, дэржит нас з сестрою за руки, а наша Нина выщит, – вспоминает Анна Лавреньевна. – Выщит и выщит, ны стыхнэ ни­як. Немец и гуворит матэри на польском: заткнитэ еи, а то перепонки можут полопатыся»…

После освобождения нашего района часть жителей Великого Леса вернулась в родную деревню, чтобы отстроить ее заново и начать жизнь с чистого листа. Часть прижилась на новом месте и решила там остаться. Семья Солоп вернулась. Давно ушли из жизни родители Анны, да и старшая сестра Нина умерла. Много лет назад, когда деревня начала пустеть и в том конце, где жила Анна Лавренть­евна, стало совсем уж одиноко, она переселилась в дом к сестре. В нем и сейчас живет. В свои 84 года (или 83? – сама не смогла припомнить) сажает огород и держит домашнюю птицу. Когда вспоминает пережитое, начинает плакать. Говорит, столько испытаний, сколько выпало на ее долю, не выпало никому…

«Всим было тяжко», – соглашается Анна Лукьяновна, когда мы отходим от дома ее тезки. Человек светлый и открытый, она предпочитает не вспоминать плохое, а радоваться тому, что есть. Вот деревня потихоньку оживает, пустую­щие усадьбы расчищаются – это же хорошо! Сейчас потеплеет, «дачники» в Великий Лес потянутся. Кто грядки посадить, кто за грибами-ягодами, кто на все лето поселится. Будет многолюдно, почти как раньше. На выходные сын приедет из Бреста. Суббота у не­го обязательный «родительский день». И это тоже повод для радости…

Нам бы этому поучиться – уметь видеть хорошее в каждом прожитом дне…