«С каждым днем становилось сложнее и сложнее добиться того, чтобы выключать себе мозги. Ты закалываешься, потом сверху напиваешься и накуриваешься. Было такое состояние, что принимать наркотики я больше не мог, но и отказаться от них у организма уже не получалось», — говорит Саша из Минска. Десять лет он сидел на тяжелых наркотиках. Ломки, передозировки, заточенные о стену иголки шприцев — сейчас все это в прошлом. Уже 14 лет, как он трезв, пишет Onliner.
Почитайте его монолог о возвращении с социального дна.
/avg-2022/26/chel.jpg)
«Я так понимаю, родителям было тяжело со мной»
Если можно было бы вернуться в прошлое, я бы посоветовал себе налаживать контакт с близкими людьми. Именно с родителями. Чтобы я мог с ними разговаривать, открываться им, получать от них поддержку, чувствовать их любовь, самому пытаться проявлять свои чувства. А не убегать от этого всего, как я делал.
У меня обычная полная семья. Я единственный ребенок. У родителей никаких проблем с зависимостью. Никто не пил, не курил.
Почему же так получилось? Не знаю, любили они меня или нет. Если от отца еще получал какую-то заботу, то с мамой никакой взаимосвязи не было. Папы нет в живых. С мамой общаемся. Но до сих пор, когда она говорит теплые слова, я не чувствую ее искренности. Слышу от нее про любовь, заботу, но как будто она говорит это просто потому, что так надо. Эмоционально я этого не воспринимаю.
Маму помню в детстве фрагментами. Когда нужно было приехать в больницу, где я лежал с отравлением, приезжала не она. Меня постоянно, с самого раннего возраста кому-то отдавали. Много мною занимались бабушки и дедушки. Я так понимаю, родителям было тяжело со мной. Им надо было работать.
Я уже долгое время нахожусь в терапии. Мы с психологом обсуждали, нужно ли поговорить с мамой, рассказать ей, что я чувствую, как интерпретирую ее чувства. Мне сказали, что я только обижу маму, если скажу, что не чувствую ее любви, что все искусственно и наигранно. Сказали, что мама не изменится, она сформировавшийся человек.
Мне кажется, что родители меня родили просто потому, что надо было родить. Они поженились, надо было соответствовать какому-то социальному статусу того времени.
Я не могу сказать, что прямо люблю ее. В моем представлении любви. Хотя, может, и люблю. Не знаю...
«В Северном поселке марихуана продавалась едва ли не в каждом доме»
Я рано начал что-то пробовать. Курить начал во втором классе, когда мы с родителями переехали в Серебрянку и я пошел в новую школу. С теми же ребятами в 11—12 лет попробовал алкоголь. В 16 курил марихуану, в 18 начал употреблять тяжелые наркотики. Причем настойчиво. Тогда это было модно. Тогда в этом была какая-то сила. Я находился в компании ребят постарше, к которым тянулся. Чтобы не выделяться, надо было соответствовать.
Недолго мы употребляли по выходным, а потом уже систематически. Так я жил до 28 лет. Плотного употребления у меня десять лет. Плотное — это когда ты принимаешь наркотик по возможности каждый день, иногда по два-три раза в день.
Когда мы начинали, был 98-й год. Продавалось вообще много где. Мы ездили в Северный поселок. Марихуана там продавалась едва ли не в каждом доме. Это было очень доступно.
Мак собирали на даче, что-то сами варили. Героин тоже покупали в Северном поселке. Но с этим было посложнее. Ты ездишь к одним людям, потом они почему-то пропадают. Может, их милиция накрыла или они куда-то переехали. Или специально так делали, чтобы быть менее заметными.
Бывает, знакомишься с каким-то наркоманом. Он говорит: «Давай там возьмем». Начинаешь ездить туда. Или лежишь в Новинках на детоксикации. Знакомишься с очередным кругом наркоманов, начинаешь с ними ездить и где-то покупать. Сами люди, которые употребляли, продавали. Это было очень обширно.
Были такие варианты, когда человеку, который не сидит на наркоте, отдали долг героином. Мы ездили к нему покупали. Потом, помню, что какие-то спортсмены кинули на героин азербайджанцев. Сами они не употребляли, поэтому продавали нам. Все с района знали, что мы употребляем. До нас эти слухи доходили, где можно купить, где можно взять.
«Первый раз словили в подъезде, отделался штрафом»
Меня ловили — и не раз. Однажды просто зашел к девочке, а у нее обыск — отдел наркоконтроля Ленинского РУВД. Хорошо, что у меня ничего с собой не было. Они меня увидели, говорят: «Еще раз словим, ты сядешь». Через несколько лет, когда я купил и шел с дозой, меня словили в подъезде эти же сотрудники. Судили в 2001 году по 328-й статье, по первой части. Тогда эта статья еще не была усилена. Мне дали административное взыскание. Я отделался просто штрафом. И все равно меня это не остановило. Я употреблял дальше.
Потом меня ловили, когда мы ездили в Северный поселок, покупали там марихуану и гашиш. Нас ловили, но отпускали. Как я сейчас понимаю, отдел по наркоконтролю знает всех наркоманов в своем районе. По-любому. Они все под прицелом. Если человек как-то пытается работать, что-то делать, чтобы не воровать, не причинять социуму вред, к нему относятся лояльно. Но когда видят, что человек доходит до черты, когда уже готов на все — тут никакой пощады тебе уже не будет.
«Выносил из дома вещи, воровал у родителей»
Когда люди начинают употреблять, им кажется, что они никогда не будут выносить что-то из дома, воровать, обижать других людей. Но к этому приходишь все равно. Я выносил из дома музыкальный центр, видеомагнитофон. Воровал деньги у родителей, вымогал под различными предлогами. Это было такое дно…
Когда мы начинали употреблять, доза героина на троих стоила 10 долларов. А потом в какое-то время все пропало и резко подорожало. Появился метадон, который стоил 120 долларов за грамм. Чтобы день прожить хорошо, надо было 100 долларов. У меня получалось находить такие деньги. Иногда удавалось сорвать куш — 500—600 долларов. Их могло хватить на три дня, на неделю. А можно было просадить за день, потому что тебя могли кинуть, обмануть.
Я был таким наркоманом, который не умел воровать на улице. Я постоянно работал на каких-то работах. У меня почему-то получалось скрывать до поры до времени. Одно время работал менеджером, и через меня постоянно проходили деньги. Я что-то закладывал, перезакладывал. Мог налево что-то продать. Не отдать клиентам деньги. У меня была целая пирамида, круговорот денег. И получалось лавировать во всем этом и сводить концы с концами. Да, с некоторых работ я уходил или меня увольняли. Вскрывались долги, но небольшие на самом деле. Потом их закрывали родители. Административок не было.
Я был каким-то социальным наркоманом. По мне не было заметно. Я даже встречался с девушками по году и дольше. Можно было скрывать, но до определенного времени. Люди видели, что у меня странное состояние. Думали, что, может быть, я сам по себе такой странный. Но потом все равно узнавали про наркотики. Например, однажды сотрудница увидела меня в аптеке, когда я покупал шприцы.
«Я мог употребить, пойти в парикмахерскую и упасть с кресла»
Я сейчас понимаю, что начал употреблять, потому что не мог в трезвом виде переживать те чувства, что у меня были, не мог принимать ту жизнь. Для меня это был вечный стресс. Когда ты употребляешь, тебе не холодно и не жарко. Появляется энергия и силы. В любой ситуации, какой бы она ни была, тебе всегда кажется, что тебе хорошо.
Ты находишься в сознании. Хотя, конечно, не всегда. Я мог употребить, пойти в парикмахерскую и упасть с кресла, потому что меня выключило. Знаешь, такое состояние, когда тебя рубит. С одной работы меня уволили, когда я выключился при клиенте. Там все признаки наркотического опьянения были налицо. Директор меня вызвал и сразу спросил: «Ты употребляешь?» Я признался. Уже не было выхода.
Утром просыпаешься, тебе сразу плохо. Ты ищешь, что бы употребить, любыми путями. Вечером тебя не то что отпускает. Тебе не плохо и не хорошо. Тебе обычно. В конце я уже понимал, что не хочу ничего употреблять. Это не было весело и задорно, в какой-то компании. Я находил наркотики, кололся, шел домой и просто закрывался в комнате и сидел один. Там уже не было какой-то жизни.
С каждым днем становилось сложнее и сложнее добиться того, чтобы выключать себе мозги. Ты закалываешься, потом сверху напиваешься и накуриваешься. Было такое состояние, что принимать наркотики я больше не мог, но и отказаться от них у организма уже не получалось.
«Была ломка, когда я не спал целый месяц»
У меня были разные ломки — сильные и слабые. Ломка чем-то похожа на простуду, когда поднимается температура до 38, озноб, кашель, диарея, насморк. Самое страшное, что ты не можешь спать. У меня была ломка после метадона, когда я не спал целый месяц. Меня вырубало от усталости буквально на два часа.
Героиновая ломка сильная, но уже через неделю-две физические мучения прекращаются. Когда человек садится в тюрьму и у него нет выбора, то там ломки проходят через четыре-семь дней. Я считаю, что это больше не физическая, а эмоциональная боль. Терпеть все это долгое время. Тебе больно, а ты знаешь, что есть нечто, что тебя спасет. Выйти самостоятельно из употребления, «перетерпеть» ломку дома — это скорее исключение.
За время зависимости заработал гепатит С, который уже вылечил. Хронических болезней не развилось. Но есть проблема с венами. Сдать кровь — это целая проблема. Когда ты постоянно колешь в одну вену, она становится пустой. Все думают, что наркоманы колются в руки, но это неправда. В первое время колются в руки, потому что так проще. В конце уже начинают колоться в подмышки, в шею, в пах. В подмышках и паху рядом с венами проходит артерия. Когда попадаешь туда, кажется, что все горит изнутри. Я видел, как некоторые наркоманы попадали в нервы. Начинались воспалительные процессы. Пальцы отказывали, руки не функционировали. Что-то начинало гнить, потом делали ампутацию. Я такого ужаса насмотрелся.
Мне повезло, что у меня нет ВИЧ. Не знаю, как меня пронесло. Потому что в той жизни можно было взять шприц у товарища, просто помыть его под краном.
«Очнулся в ванной, когда меня откачивали родители»
При мне от передоза не умирали, но были моменты, когда людей приходилось откачивать. Мы никого не кидали. Знаешь, как умер мой сосед? Он употребил дома и отключился. Пришел его брат-алкоголик, увидел, что сосед лежит синий, вызвал скорую и просто ушел. А возможно, его можно было спасти.
У меня было несколько передозировок. Помню страшный момент. Мне 21 год. Отмечаю дома день рождения. За столом куча людей. Друзья-наркоманы дарят мне хороший героин. Я прямо на месте употребляю и отключаюсь. Очнулся в ванной, когда меня откачивали родители.
Потом мы с друзьями употребляли в подъезде синтетический героин. А его надо очень-очень мало. Мы выключились, и, наверное, соседи вызвали скорую. Нас прямо там откачивали.
«Самая лучшая помощь — услышать от другого наркомана, что бросить возможно»
Помню, как мы приехали в Новинки. Там было 37-е отделение, в котором зависимые проходили детоксикацию. Я вышел из машины. До отделения — 300 метров. Я не смог пройти так, чтобы не отдохнуть. Мне 26 лет. Я понимаю, что это уже какое-то дно. Хотя было много и других страшных моментов. У меня был друг детства, мы с ним жили на одном этаже. И он умер от передозировки. По этому случаю я собрал деньги с друзей, которые не употребляют, будто на похороны. И на них купил наркотики.
А было такое, что сидишь дома. У тебя очередной скандал с девушкой или родителями. Кто-то тебе оставляет шприц с наркотиками на улице. Ты приходишь, а иголка тупая или загнутая даже. А тебе так плохо, что не можешь терпеть. Ты берешь отгибаешь иголку и затачиваешь ее о стену. Это было уже обычным в той жизни.
Родители пытались по-своему, по своим понятиям отгородить от этого всего. Не отпустить куда-то, завезти меня на дачу. Но они только мучили меня. Сейчас я понимаю, что они просто не знали, как правильно поступить.
Самая лучшая помощь — это услышать от другого наркомана, что бросить возможно. В университете вместе со мной употреблял один парень. Спустя много лет мы встретились. Он говорит, что наш общий знакомый, конченый наркоман, уже полгода трезвый. Я не поверил: не может быть. И так совпало, что в тот же день отец предложил мне лечь в реабилитационный центр. Я согласился, поехал и после этого уже 14 лет трезвый.
Это не первая попытка лечения. Меня возили в другой центр помощи, но там не понравилось, потому что большой уклон в религию. Потом родители нашли какого-то психолога. Он меня в гипноз вводил — тоже не помогало. Был реабилитационный центр, где разрешалось выходить на улицу. Я там находился 28 дней и все это время тихонечко употреблял.
Когда вышел из последнего реабилитационного центра, мне предложили общество анонимных наркоманов. Я ходил туда беспрерывно первые три года — сначала каждый день. И сейчас иногда прихожу на группы, чтобы помнить, кто я и откуда. Страха вернуться к наркотикам нет. Но гарантий, что ты туда не вернешься, тоже нет. У зависимых в большинстве своем нет контроля. Одна доза — и ты моментально в употреблении. У меня уже нет тяги к наркотикам. Благодаря различным программам научился работать над собой и проживать свои чувства в реальности. Я не только хожу к психологу, но и сам учусь на психолога и сексолога.
